Тридевятые земли

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Тридевятые земли » Ларь » 7 VI 6501. На пловца и зверь бежит


7 VI 6501. На пловца и зверь бежит

Сообщений 1 страница 6 из 6

1

Василиса Премудрая,
Серый Волк

7 день златня, перед закатом;
берег у самого Синего моря


Это кушанье подается холодным и просоленным морской водой.

2

Погода переменялась. Василиса чуяла это костями, ноющими, скулящими как обиженные псы. К исходу дня царевна потеряла уже всякое терпение и только и ждала возможности улизнуть из палат. По тайному ходу, прямо к морскому берегу. Не надобны ей были ни дворцовые купальни, ни признанные целебные источники, ни горячие ключи, бившие в потаенных местах синеморских гор. То есть надобны, несомненно, но первее всего нужна была ей лазоревая морская вода. Спору нет, тепло извергавшейся из земных недр дивной воды и впрямь придавало легкости и проворности на несколько дней, но море и вовсе было сравнимо с волшбой, забирающей боль в теле и утешающей дух. Сродство с этой стихией Василиса чувствовала явственно, морская вода успокаивала ее и усмиряла. Оттого готова она была поверить в древние сказания о Луке I, что от родных мест далече быть не любил, стольный град на берегу основал, да, как бают, не только крепость над землей камнями вознес, но и тот самый ход, ныне царевну выручающий, к воде сотворил. Может ложь все это, кто ж теперь проведает, да только ни ход узнать, ни дверь узреть да отпереть чужой люд не мог, то Василиса самолично проверяла. Пыталась она и символы над ходом расшифровать, но знаки были древнее глаголицы и ее разумению недоступные.
Спустившись к воде, царевна смекнула, что ветер и впрямь усиливался. Может статься, и буря летний зной вскорости разгонит. Впрочем, ждать ее раньше ночи не приходилось.
В воду царевна вошла, прежде обернув одеяние полотнищем да прикопав в песках да камешках, скорее от ветра, чем от лихих людей. Люда в этом малом заливе окромя ее и не водилось.
Мелководье простиралось далече и далече заходила Василиса в нагретую за день воду, пока свет неспешно мерк на закате. Плавать она толково не умела, но хорошо знала, как безмятежно качаться на волнах, там где воды по грудь, а то и по пояс, и утопнуть даже такой мастерице сложновато.
Боль затихала. Последним она отпускала колено, что разбито было давно, в длинном переходе меж царских палат. Мучили ли Луку I подобные хвори, Василиса не ведала. Отчего-то казалось, что пращур вот так же лежал на волнах и смотрел в ясное небо и ждал, пока вода заберет все его беды. Может статься, не зря ждал. Судьба его была завидной. Храбрый воин, славный правитель, собиратель земель, давший отпор северным вшам. Да и какого Василисиного предка не возьми — каждый сиял в истории каменьем драгоценным. Василиса не сияла. Вроде и не хотелось, а вроде и да. Нелегко то понять. Гнело ее чувство смутное, пышными празднествами за эту седмицу лишь усиленное. Что она, Василиса, из себя представляет? Каков ее путь? Судьба? Вот сравнялось ей 23 лето и что же? Такова ли ее пора расцвета? Расцвет ли это вообще? Али закат уже, как солннышка красного, что в воду садилось? У солнышка вечность есть восходов и заходов. У нее того нет. Лишь один день, длинною в жизнь. И второго не будет. Не увидеть все заново, не пережить второй рассвет жизни.
Боль ушла, но беспокойство осталось и с этим чувством выходила царевна из воды, оттого даже не сразу поняв, что одежд ее и след простыл. Постояла пару мгновений на пронизывающем ветру, настороженно озираясь да гадая, кто же такой шибко умный, что ради сомнительного барыша решил буйною главою рисковать. Однако быстро замерзнув, вернулась к более насущной проблеме — из песка да камней окатанных сотворила себе накидку. Небогато да не слишком-то и тепло, но хоть нагота прикрыта, за то благодарение. Мысли о наготе навели царевну на рассуждение неприятнее простого воровства. Полецкие небось, точно полецкие.
— Выходи, — повела сладкую речь царевна, — Покажись. Коли мал ты, будешь в полоне спину гнуть, коли старый человек, будешь в темнице смертного часа ждать, коли добрый молодец, так недолго тебе головы носить!
Это было не совсем то, что полагалось говорить девице, которую сватали таким старинным манером, но Василиса все одно, порчи не боялась, да зла была.

3

Дивно, как порой достаточно одного повода, одного толчка, чтобы ярость и обида, годами копившиеся, душившие, точащие точно вода – камень, выплеснулись наружу. Волк считал, что давно уже выгорел, что до смерти оставалось бродить по лесам и долам на четырех лапах, уже даже не горюя по жизням, которые он отнял. Ан нет, одно только слово, подтверждавшее его собственные догадки, и вот он несется из города прочь, на ходу меняя облик на более привычный уже, лохматый.
Близкие должны быть отмщены – это известно самому малому вышегорцу. Кровь за кровь. Иные говорят: коль каждый бы мстил, давно не осталось бы людей на белом свете. У каждого найдется друг, брат, сын. Однажды обагрив руки кровью, куешь первые звенья в цепи мести. Волк об этом не думал. Он не мог умереть как собака, которой воспользовались чтобы избавиться от ненавистных врагов и забыли. И как бы силен ни был колдун, а в жилах его течет кровь, его тоже можно убить. Или погибнуть, пытаясь.
Царь-батюшка, как его здесь кличут. Трус, неспособный разить врагов лицом к лицу, прячущийся за волшбой своей темной.
Столько зим прошло, почему все это время не мстил? Почему скитался, седину копил? Боялся? Возможно. Боялся умереть, промахнувшись с местью. И пусть одними красивыми речами волчьего доверия и не заслужишь, но и не верить слову ведуна смысла не было. Все указывало на то, что Светозаровы это происки. Кому междоусобица вышегорская больше всех на руку? Кто сильнейший колдун из известных? Светозар уступал, может быть, разве что только Яге да Кощею. Волк не разумел в колдовстве, но с радостью бы этих троих друг против друга поставил.
День и ночь бродил он окрест, пока не вышел к берегу, жмурясь соленым брызгам да свежему ветру с моря. Думал о том, как подобраться к царю. Удар должен быть точным и нежданным. Чтобы не было времени волшбу сотворить. Такой же подлый, какой был нанесен ему, Волку.
А потом вспомнил тех, кого убил. Княжич юный, отец. Сына Волк не убивал сам, но был виной его смерти. Сыну не было и пяти зим, но он рос таким сильным. И храбрым. Лучше бы Вольга сам погиб. От тяжких этих дум из груди рвался протяжный вой.
И вспомнилась ему спесивая девица у Яги в избе. Вспомнилась хорошо и ясно. И хоть и не представилась она, Волк знал, что Василиса то была. Царевна. Небось любит ее Светозар. Гордится. Такой пир на весь мир в ее честь. Отцы не должны хоронить детей. Нет ничего более тяжкого, чем это.
И точно по волшебству очередной порыв ветра принес знакомый запах.  Вольга тут же на лапы вскочил, носом ловя воздух. Долго искать не пришлось – укромная бухта, царевнина одежа небрежно закопана в камнях. И ни души вокруг. Подхватил он платье в зубы и был таков. Точнее, притаился в тени, за большим валуном. И ждал. Не было в нем ни волнения, ни предвкушения, ни гнева. Только хладнокровие зверя на охоте, только уверенность, что так должно. Может быть и посватался попутно только чтобы это показать. И «невеста» его оказалась белокожа и легка. Точно жительница морская, из пены сотканная.
- А если зверь дикий? – ответа Вольга ждать не стал. Прыгнул из тени, сбивая с ног. Хорошо помнил цену  царевниного испуга, оттого и не медлил. Только на сей раз отступать он был не намерен.
[lik]http://savepic.su/6676727m.png[/lik]

4

И не нужен никому ответ ее был, коли Василиса даже вскрикнуть не успела. Заплясал морской берег перед глазами, ударилось тело о камни, померк на миг свет.
Какая глупая смерть — быть загрызенной волком там, где волков-то толком и не водится. Тень этой мысли мелькнула в голове и пропала, вытесненная рыком над ухом и волчьей пастью у горла. Сказывали, будто бы злые северные звери могут одним ударом лапы брюхо скотине распустить. Брехня, знамо. Зубы их главное оружие и в горло они целятся. Это все Василиса будет рассказывать после. Если выживет. Сейчас все мысли были о том, как отвести удар. Любой ценой. И она ее платила.
Тихая, но отчаянная борьба ею велась неумело. Волчьи зубы, не получая желаемого, натыкаясь на преграды, рвали то, что подворачивалось. Впивались в руки, в плечо. Не было ни больно, ни страшно. Борьба затмила все, кроме окровавленной пасти. Пасти, которая, кажется, еще чуть-чуть — и расколет ей кости. Кое-как Василиса извернулась и со всей силы пнула волка в брюхо. Серый зверь взвизгнул и отскочил, но лишь затем, чтобы вознамериться разорвать ей живот. На пути его попалось бедро брыкающейся царевны, откуда он выдрал кусок плоти. И наступила тишина.
Наконец-то наступила тишина, тревожимая только шумом моря.

5

Она даже не кричала, не звала на помощь. Царевна не сдавалась, до последнего хватаясь за жизнь. А кто не хватается? Разве что старый, слабый да больной, тот, кто с жизнью уже успел проститься, а смерть ждал как старую подругу. А царевне еще жить и жить, царствовать, детей нянчить. Вот и боролась Василиса, трепыхаясь под ним как птица - хрупкая и легкая, крыльями тщась заслониться от острых зубов. Вольга же рвал крылья, кусал все, что попадалось в зубы, мешая добраться до цели. Он не хотел причинять ей страданий - один прыжок, разорванное горло, сломанная шея. Но Василиса боролась, лишь немного откладывая погибель – кровь уже сочилась из ран, помалу унося с собой и силы.
Зловещая тихая борьба, впрочем, длилась недолго – сильный удар в живот вынудил инстинктивно отпрянуть и тут же вернуться, не давая жертве прийти в себя. Увернувшись от нескольких ударов ногами,  Волк все же вонзил зубы в бедро и потянул, вырывая нежную плоть, глотая, чтобы снова атаковать. Оставалось добраться до живота или тягать по песку да мелкой гальке, изнуряя теряющую кровь деву борьбой.
Хотел, Светозар, кровожадного зверя? Что ж, затея удалась на славу.
Но земля вдруг ушла из-под ног, лапы больше не слушались его. Волк еще успел сделать неуверенный шаг назад, тряхнуть головой… и рухнуть рядом со своей жертвой. На мгновение свет померк, в глазах потемнело. А после, затуманенным взором он увидел все будто со стороны – лежит Вольга там, где и упал, испачканы кровью лицо и рубаха, руки безвольно покоятся на камнях. Не было больше ни жажды крови, ни безумного желания убить, отомстить – ему было… страшно. Это был вовсе не страх наказания или смерти, хотя и подумалось, что он, возможно, мертв. Во всяком случае, выглядел он мертвее изувеченной им царевны. Или все это только чудилось ему? Происходило что-то странное, непривычное и непонятное, что-то сродни безумию, что охватило его однажды, да так толком и не отпустило. Сама суть его раскололась, рассыпалась на части – не собрать воедино. Хотелось бежать как можно дальше, не чувствуя земли под заплетающимися еще лапами, пока не сомкнутся над головой лесные своды. Волк и сам не вполне понимал, лишь подумал он об этом или уже бежал.
[lik]http://savepic.su/6676727m.png[/lik]

6

— А если зверь дикий, то замертво тебе упасть.
Выходит, так.
Правда, упасть уже не зверем. Мелькнула серая, стремительная тень; лежал на песке да гальке умытый ее кровью вшегорец. Расцветали алые цветы, словно ранен был сам, а не ранил ее. Но Василиса знала, чья это кровь. И худо дело. Боли все еще не было, а сердце все еще колотилось, но то ненадолго, царевна ясно понимала. Что бы не произошло с озверевшим северным недругом, а ей все одно надобно спасаться.
— Я здесь не умру, — на всякий случай она сказала это вслух, как обещание себе дала.
Что с ранами делают? Промывают и перевязывают. Что с такими страшными ранами делают? Промывают и перевязывают. Быстро.
«Кровью бы не истечь», — подумала Василиса, подползая к лижущим берег волнам.
Черпнула ладонью. Соленая вода — как по нижайшему прошению. И обожгло вроде несильно, но раны словно вспомнили, что им положено болеть, и отдарились сторицей. Вот тут уж возжелалось Василисе и плакать, и кричать, и звать на помощь. А толку-то? Не потому ж она здесь купальню себе выбрала, что люда здесь полно? Не потому.
Промывают и перевязывают.
Вода красилась скоро. Накидка рвалась плохо, рассыпаясь на песок, из которого создана, а руки слушались худо. Не дойдет Василиса по тайному ходу в свои покои обратно. Упадет и сгинет, и незнамо, когда ее тело хладное отыщется. Справила 23 лето, что и говорить. Премудрая царевна, значит. Чужую беду руками разведу, а как своя пришла, так и нет ни шиша. Осерчала на себя царевна, люто осерчала. Ну и пускай помощи ждать неоткуда, а округ только вода, камни, вшегорец проклятый лежит — а ну как сей же час подымится? — да ветер пронизывающий, сильный. Колдунья она, али кто? И неужто всей пролитой крови применения не найдется?
К окровавленным своим рукам склонилась царевна, на алый цвет смотрит, о ветре думает, на кровь да ветер наговаривает:
— На море-окияне,
На острове Буяне,
Живут три брата-ветра,
Северный, восточный да западный.
Тем ветрам не кланюсь,
К тебе обращусь —
Ветер южный, ветер буйный,
Ты волны поднимаешь,
Ты все земли знаешь,
Подыми меня с брега красного,
Отнеси в дом родной невредимою.
Слово мое крепко,
Воля моя истинна.
Ветер отозвался сразу, словно только и ждал, пока его позовут. Не то кровью привлеченный, не то еще чем. Вода забурлила, запенилась, словно вихрь играючи размяться прежде решил. Василиса и договорить еще не успела, а уже почувствовала, как поднимает ее над землей. И только заговор окончила, а уже несло ее вверх, аж дух захватывало, к царским палатам, прямо в окошко терема. А там, в тереме, отпустило и покинуло, так что еле успела слова благодарности высказать.


Вы здесь » Тридевятые земли » Ларь » 7 VI 6501. На пловца и зверь бежит