Кощей Бессмертный
• привносит зло в мир 344 года с перерывами на угар и посиделки;
• Зло в заключении;
• домосед поневоле;
• цепи, враги и ущемленная гордость; а еще чудо-доспех, который отковырять не сумели: это дивное изделие из металла не дает Кощеевы передвижения отслеживать при помощи всяческих колдунствований.
• выковыряться из темницы и жестоко намстить, кому получится. Для затравки;
• голубей шлите! Люблю птичек.
Облик
По меркам своего народа некогда ладный был мужик — темноглазый, русоволосый, все как положено. Морда умеренно разбойничья, а ростом был немногим выше, чем то жителям Топких земель свойственно. Словом, на родной земле девкам был пригож, а прочих и вовсе не спрашивал. Но прежнее тело во сырой земле осталось, а тот Владимир, что из нее восстал и поныне небо коптит, он другой совсем.
В нем теперь росту два аршина и пятнадцать вершков. Кожа его что пергамент темный, туго кости обтягивающий — того гляди треснет, обнажит страшную костяную белизну. Глаза Кощея глубоко запавшие, внимательные, цветом схожи с расплавленным золотом.
Одеяния колдуна — дивное сочетание металла и тканей. Обруч с клинками венчает голову его. Грудь, плечи и спину покрывает затейливое плетение металлического узора. Только запястья и кисти Кощей оставляет свободными от украшений, дабы подвижность полную сохранить. Образ довершают широкий пояс из грубой ткани, лохмотьями свисающий сзади, штаны из темного материала и сапоги из кожи. Все темное, грубое и прочное, и только тусклые отблески света на металле скачут точно искорки.
Неизвестно доподлинно, всегда ль за ним такое водилось, али годы заточения свое дело сотворили, да только склонен Кощей к неподвижности. Замрет, не мигаючи в пространство глядя — так и не отличишь наверняка, жив ли, мертв ли, из плоти ли и крови али вовсе изваяние такое страшное. Лицо его меняется редко, обыкновенно лишь в пылу раздумий, но может и ради собеседника выражение какое сообразить. Но за три сотни лет в душной башне улыбаться, поди если не разучишься, то в обморок кого улыбкой такой непременно уронишь.
В беседах по старой памяти может себя повести нарочито, расщедриться доходчивости ради на жесты широкие и речь цветистую, тонами разными преисполненную. А может и пожадничать. Скуп с годами стал старый колдун, ничего не прибавишь.
Прототип внешности: Josef Rarach
Сказ
...то была лютая ночь продроглого вьюговея. В небольшой комнатушке, полной едва разгоняемой лучиной темени, на койке лежала женщина. Ее лицо было изуродовано болью, а искривленный рот исторгал из себя крики, слышные, поди, за версту.
Сгустилась тьма, погасив слабый огонек и погрузив комнату во мрак. И под этим непроглядным покровом, из места, неведомого недорослям, явился не мышонок, не лягушка, а неведома зверушка. Глаза новорожденного мерцали во тьме, а пронзительный глас, разнесшийся по округе, сулил неизбывные беды миру...
Это все, конечно же, лжа. И лжа эта, не имеющая под собой никоей основы, окромя людских домыслов — как и любого тирана (нравилось колдуну это слово, когда-то подхваченное от просвященного сына Полецких земель незадолго до его безвременной кончины), самоуважение имеющего, страшно веселила Кощея.
На деле все было не так. И день на дворе был, и месяц шел не вьговей, а вовсе даже грозень. И никоим знаком ни дом, ни семья, ни родившийся мальчонка не отличался. А если и хватило, скажем, у старосты деревни живот в сей час, так то от любви чем попало глотку забивать, и никоего к тому отношения названный Владимиром не имел.
А если имел, то доказать некому.
«Владеющий миром». И ведь нарекли же. В океане людской молвы поверье плавает, что имя имеет власть. Нарекли бы его Ладиславом, глядишь, может, и не было бы всего, что было. Но то лишь дума потешная, письмо вилами по водной глади. Владимир с возраста, когда под стол пешим ходом шествуют, демонстрировал недурственную смекалку. Можно сказать, счету обучился едва не ранее, чем пресловутой ходьбе. За всем следил, все подмечал, всему вел свой, Владимиру одному только и известный, учет. От работы не отлынивал, а если отлынивал, то поймать его было ой как непросто. Непременно оказывалось, что делом был занят, просто другим. Чем-то, что прочие пропустили.
Ко знаниям и навыкам тянулся. За что брался — все само шло в руки. Но простые вещи сложному уму оказывались скучны. И он отбрасывал их, отмахивался, оставляя шелуху прочим. И, наконец, нашел то, что искал.
Несчастья нечаянные, хвори намеренные. Змеем зашевелилась в груди проснувшаяся сила, расправляя тугие чешуйчатые кольца. Великая ли радость сидеть в глуши с такой-то силищей? Владимир и не стал. Разум желал новых знаний, сила — применения. Он долго путешествовал, сыскав на свою головушку и приключений, и славы лихой, и, в конце концов, наставника. Хорош был колдун по части проклятий, да недостаточно. Больно лютую цену с него спрашивала мощь, чуял он, что можно иначе. Наставник, а вернее будет сказать «наставница» ему попалась дельная. Многим делам скверным да полезным обучила, приемам разным и хитростям. А заодно поведала ученику, как на разум чужой влияние оказать, к решению нужному подтолкнуть. Тяжко это оказалось, и камней подводных много, но Владимир не был склонен от любых умений отказываться. Как и от своей натуры поганой, так что пути их с наставницей в итоге разошлись. Блудливый сын своего народа предавался распутству, лихим деяниям и поиску более достойной цели. Когда в попе шило кровь кипит, а дела даются с легкостью, нужно немедля изобрести себе недостижимое. И попробовать достичь. Тогда-то и домыслился недобрый молодец до того, что решил под пяту подмять все Тридевятые земли. Но как град не сразу строится, так и земли враз не захватываются. Это надо совсем ума не иметь, чтобы, как есть — и сразу в бой.
Так стало мало Владимиру проклятий. И хотя никогда нельзя было колдуна назвать душой компании, но в том, чтобы у кого-то подолгу знания перенимать, дурного мужчина не видел. А посему, как возникла в том нужда, стал искать новый исток умений. Искал он его со всем тщанием, со всем доступным смирением принимая встающие на пути трудности. Нашел, разумеется. И на этот раз прилежно постигал колдун непростую науку. Дни скакали точно бусины счетов у бойкого купца. Но скоротечность времени Владимира не пугала. Он уже знал, что станет делать дальше, как только вытянет все навыки, какие сможет, из нынешнего своего обучения.
Много он слыхивал о Яге. То, конечно, люд говорит, поди разбери, где лжа, но еще живое Владимирово сердце чуяло, что правда это все. Знает женщина путь к бессмертию. А коли смерть не страшна, так и никто не страшен будет. Но к могущественной колдунье дураком, ничего не умеющим и того меньше знающим не сунешься. Так что не жалко было тратить года — все не впустую, все в дело идет.
Воды, конечно, много утекло, прежде чем до нужного места добрался Владимир. Много троп исходил, много собственных попыток смерть обхитрить предпринял, да только все зря. Не было решения у той задачки, ему доступного. Оставалось только усмирить гордость и все же к Яге отправиться. Хлебом-солью его там не встречали, дело ясное. Радости от встречи с гостем колдунья не казала, едва с порога не спустила мужика. Ей то было по силам! Но то ли речи действие оказали, то ли в голову что бабе пришло (как истинный выходец Топких земель, Владимир более к этой мысли склонялся; многое он в жизни понял, но не женщин), а только сменила она гнев на милость. И назначила три испытания. Будь на месте колдуна кто другой, поди, не сдюжил бы. Но ему все давалось, и задачки хитрой бабы в том числе. Как со всем расправился, велела ему колдунья водицы испить да заживо в землю закопаться. Из объятий земли восстал Владимир не человеком уже, но нежитью. И хотя обрел он бессмертие, которого столь жадно алкал, вместе с потерей человечьей природы приобрел страх пред огнем, отныне причиняющим ему куда более серьезную боль, чем простому смертному.
Что дальше произошло, каждый знает да по-своему скажет. В одном сходятся: искомое обрел колдун, вернулся в родные края и заручился поддержкой местного люда. Чего только не натворил прозванный Кощеем Бессмертным за времена своих походов. Народу извел, деревень пожег — не сосчитать. Все сделал, чтобы Тридевятые захватить. Все!
И не смог. Впервые за всю свою жизнь Кощей что-то не осилил. Так и оказался в башне, где должен был по замыслу если не устои свои пересмотреть, то хотя бы честному народу жить не мешать.
Умения
За свои три десятка лет Кощей научился многому. И словям умным, и по хозяйству всякому, и замки несговорчивые сговорчивыми делать. С ножами ловко управляться мог. Дело ясное, что прежнюю остроту навыки не хранят, многое надо вспоминать колдуну, ладно, ежели ходить ровнехонько сможет. Но это наживное — глаза боятся, руки делают. А у колдуна-то и глаза не боятся.
Волшбу свою помнит как вчера заученную. Знает, как землю на помощь призвать в битве какой, как скверну наводить и проклятия всяческие. Не позабыл еще старый и колдовство, со смертью и увяданьем связанное, знания о котором пришли к нему вместе с тайной бессмертия. Да и разум чужой в заблуждение ввести только повод дай.
Отредактировано Кощей Бессмертный (29.12.2015 03:10:24)
